…Самое страшное? А вот тогда, в первом выезде, и было страшней всего. Потом уже пообвыкли как-то, насмотрелись разного, а тогда… Тогда приехали мы в Бучанский пионерлагерь, где временно разместили эвакуированные со станции смены и их семьи. Весь медперсонал — одна растерянная отчаявшаяся медсестра; врач тоже вроде бы есть, но лекарства закончились, и он от стыда и беспомощности напился вусмерть. А детишки прямо в пыли радиоактивной играют, листья прошлогодние жгут… Кто-то из наших спросил у сестры, не опасно ли это, и услышал в ответ: “Да им уже ничего не опасно…”
Во второй раз тоже было страшно: такой же лагерь, но ни одного мужчины — только женщины с детьми, и отдельно — в спешке эвакуированные дети, чьих матерей сразу найти не удалось, и не находящие себе места матери, чьи дети были где-то в других таких же лагерях.. В тот раз мы ездили вдвоём — смог поехать со мной только Сеня, добрейший и интеллигентнейший пятидесятилетний мужик, от которого я ни разу бранного слова не слышал. Он им всем улыбался, долго, несмотря на ангину, пел свои светлые детские и взрослые песни. А на обратном пути только курил и зло, крепко, по-чёрному ругался сквозь зубы…
Николай Чернявский, Киев: «Сухой паек для совести» – Газета «”Московский комсомолец” в Украине», июнь 2000 г. Полный текст:
